«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

перемешали. И буквально без особых потерь наши войска заняли этот курган. Когда мы были в Севастополе в 45-ю годовщину освобождения, видели доску со списком частей, освобождавших курган, где указан и 23-й гвардейский минометный полк.

Отправили меня в Омск учиться, во 2-е гвардейское минометное училище. Были два училища, готовивших командиров огневых взводов «катюш»: в Омске и в Миассе, по-моему, было. Учился я там около года. Чтобы звание офицера присвоить, надо многому научиться, не только радистом. Про радиста приходится забыть тут, но, конечно, знать-то знаешь уже все. Окончил училище в конце 44-го года и попросил домой заехать. А через Киров же едем – дали неделю, а потом в Москву – на формировку.

Приехал я в Киров, потом поехал к себе в Нолинск, потом в Верхополье. В Кирове встретил земляка, он работал шофером в Нолинске на автопредприятии, но тоже был на фронте – Теплых, Герой Советского Союза. Он недавно только умер, последний был в Кировской области Герой. Но мы тогда не знали, Герой – не Герой. Вот мы с ним 130 км ехали сутки: дороги все разбиты, ямы, выходим, толкаем. Холодно, где-то уже перед Новым годом почти что. Приехал я, побыл дома дня 3. Мать моя сказала: «Саш, я тебя накормлю самыми лучшими лепешками. Ты, наверное, не ел на фронте?» Я говорю: «Нет!» (Смеется.) Она испекла, дала мне. Я взял вот так лепешечку двумя пальцами – это у меня и осталось между ними, а остальное все упало. Я удивляюсь, а мать говорит, что в ней муки-то 5—10 %, а остальное все трава. Вот так они и жили в тылу в то время. Я думаю: «Нет, лучше на фронте, лучше убьют, чем тут в тылу быть».

Приехал я в Москву, в 86-й полк, который формировался. В 1-й дивизион попал командиром огневого взвода. Здесь полком командовал Зазирный. Мы про него песню сложили: «Командир полка Зазирный, не дает нам жизни мирной». После войны. Я после войны 10 лет служил в армии, всего-то 15 лет был в армии, с 41 по 56 год. Полк сначала освобождал Варшаву, вместе с Войском Польским. У меня есть поздравление Войцеха Ярузельского, он потом президентом был.

1-й Белорусский фронт после освобождения Варшавы получил приказ двигаться на север к Кенигсбергу. Кто-то готовился к штурму Берлина – от Варшавы все же далеко до Берлина – а наш 1-й дивизион, вместе с танками, двинулись мы на север. Ну, что наш дивизион? – 8 установок, в каждой батарее по 4 было, и танков около десятка. Идет танк, наша установка, и так дальше через одну. Город освободили одни наши войска, недалеко от Варшавы, от Кенигсберга, может, километров 100–120.

Наш дивизион вместе с танками в этот прорыв ввели, мы подошли прямо к Кенигсбергу. А немец потом этот город-то захватил, и мы остались в окружении. Но мы, конечно, залп дали по Кенигсбергу, заняли круговую оборону, потому что дальше за нами войска не идут, за нами никого нет.

Но мы не знали, что в окружении еще. Взяли в плен одного пацана, лет пятнадцати, допросили его. Он шел защищать город – видимо, его домой отпускали. Из дома идет в войсковую часть. Все рассказал он. Начальник штаба приказал мне отвести его в сторону.

Завязал я ему глаза, повел на бугорок. Думаю: убить его, так что пацана убивать? Рука как-то не поднимается, завязал глаза, так раза два его покрутил, пнул ему под заднее место и сам пошел. Оставил его там (с улыбкой). Может, теперь живой, так вспоминает.

А потом под утро приезжает замкомандира полка по строевой части. Он прорвался через этот город – машина его была испрострелена. Он прямо ночью прорывался по городу с фарами. Они его приняли сначала как за своего, а потом очухались – и давай стрелять. И вот так он прорвался, майор. Приехал и сказал, что мы в окружении, он получил приказ от командира полка нас вывести из окружения. Ну что ж, вывести так вывести. Все мы выстроились в колонну, стали обратно двигаться. И под Кенигсбергом, и около того освобожденного города почти никого не было. Ни частей по дороге, ничего. Когда мы шли к Кенигсбергу – там попадались. Мы и залпы давали, и танки мяли тех, кто был. А обратно так мы ехали. Ночью ехали, подъезжаем к этому городу – там немцы. Послали разведчиков, они посмотрели – да, немцы с «фаустами» стоят везде по дорогам. И приняли решение: танки прямо по городу пройдут, отвлекут от нас внимание, а мы обойдем город с другой стороны. И действительно – хотя мы подготовились к бою, я помню, и гранаты приготовили, легли на крылья установок, – прошли город без единого выстрела, вышли на обратную сторону. А танкисты пошли – осталось только 2 танка, остальные все погибли. Вот так: нас выручили, сами погибли.

После Кенигсберга стали готовиться наступать на Берлин. Стали наступать потом на Берлин. Хоть я был командиром огневого взвода, приходилось всякие команды выполнять: приходилось и за боеприпасами ездить на армейские склады. Один раз – мы еще не подошли к Берлину – остановились на опушке леса, наш дивизион. Обычно дивизионы действовали отдельно, после Варшавы все дивизионы отдельно наступали. Но у командира полка связь со всеми имелась, он командовал. Стало светать. Командир дивизиона Анисимов послал водителей за водой, там река или ручей был где-то, я не знаю. И никто не вернулся: там немцы были, они их всех перебили. Потом уже вторые пошли, и мы увидели, что на другой стороне опушки целая танковая бригада сосредоточена. Они отступали и остановились на одной стороне, а мы на другой. Откуда знаешь? Когда рассветало, и встретились, как говорится, вплотную, в рукопашную пришлось. У меня был наган семизарядный с патронами. Сколько в нем было, я все расстрелял по немцам, больше ничего нет. Смотрю: немец метров с 5 целится в меня. Думаю, сейчас только я увижу вспышку – и тут мой конец. Мысль такая моментально мелькнула, потом пуля-то пролетела мимо меня. А немец присел. Оказывается, сзади танкист его рукояткой пистолета по голове ударил, он сознание, видимо, потерял, присел, потом упал. Выстрел неприцельный прошел. Вот так закончилось. С тех пор я взял автомат, думаю, до Берлина далеко еще. Из автомата бы еще там стрелял бы, строчил, а из «нагана» быстро все исчикал – кого убил, кого ранил, черт его знает. Тут такая суматоха была, так не поймешь.

Потом